© Игорь Платонов, 2017
ISBN 978-5-4490-1197-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Сканер сознания» являет собой внутреннее видение людей и событий сквозь призму глубинного поэтического восприятия
«Сканер сознания» – это взгляд изнутри, – метафорически глубинное видение людей самых различных уровней, профессий и характеров. «Сканер сознания как бы «сканирует» мир, показывая реальную суть человека, – без вуали и обмана, сохраняя лишь образ, неотделимый от жизни, а также (в поэме «Пути восприятия») поэтически открывает другую реальность, недоступную обычному восприятию, но воспринимаемую пробуждённым сознанием.
Когда-нибудь мы станем ближе,
И мир откроет свой секрет,
Который тайно всеми движет,
В сердца вливая вечный свет…
Хорошо занимать удобное место,
Отсеивать блеф, шиковать и командовать;
Нелегко понимать, что все мы – не вместе,
И нервную горечь развеивать мантрами.
Недурно иметь обустроенный офис
И нежно хамить неурочному гостю;
Нетрудно облом трансформировать в повесть,
И глядя на псов, не обгладывать кости.
Приятно вводить людей в медитацию,
Сметая хандру волевым наслаждением;
Непросто из боли извлечь информацию,
В озноб не ввергая своё окружение.
Удобно считать, что важны только нужные,
Не погружаясь в тревожные таинства;
Несложно понять, что просты лишь снаружи мы,
А внутри – как миры, не познавшие равенства.
Приятно себя выдавать за посредника,
За редкую душу, гуру, и жать почести;
Досадно метаться по дому в переднике,
Осознавая, что нет славы в отчестве.
Отрадно владеть виртуальными флангами
И в новых объятьях не править желания;
Непросто озвучивать душу фалангами
И в буре страстей обретать недеяние.
Приятно искать упоения в опциях,
Имея десерт или виски с содовой;
Опасно теряться на грани пропасти,
Когда не спасает ни крик, ни «сотовый».
Непросто терпеть фанаберию улицы
И из тоски извлекать философию;
И лишь на спине невозможно сутулиться,
Когда гравитация круче профиля.
Престижно считаться мерилом истины,
Но нет никого, кто б себя не учитывал;
И странно, что в этом миру артисты мы,
Но только сюжеты Земли не прочитаны.
Там, где нас нет – не боятся потерь
И дышат теплом земли;
Там, где нас нет – поют о любви
И не считают рубли.
Там, где нас нет – плавно плещутся волны
И тонет в бокалах закат;
Там, где нас нет – видят место под солнцем
И держат свободу в руках.
Там, где нас нет – занимаются делом,
В умах обретая твердь;
Там, где нас нет – играют в войну
И верят в лёгкую смерть.
Там, где нас нет – не сжигают мосты,
Вращая в судьбе чистоган;
Там, где нас нет – всякий флирт —
как ламбада,
И всюду – гашиш да туман.
Там, где нас нет – не ломают интриг
И шарм оживляют как порох;
Там, где нас нет – не меняют формата
И гасят счета форс-мажором.
Там, где нас нет – занимаются делом,
Из мук выжимая смех;
Там, где нас нет – всякий жест это касса…
Любимая, спи; в этих сметах нас нет
День.
По взвинченным думам вращается спрос.
Тон.
Время – в запасе. Движенье. Мир прост.
Дань.
Тотализатор запущен в прогресс.
Стон.
Хроника драм обращается в пресс.
Грань.
В регламентах – чистка, в умах – Вавилон.
Блеф.
Плывут чудеса из туманных времён.
Бум.
Товарные песни шлифуют мозги.
Крах.
Тонут в интригах дары и долги.
Роль.
Гейшевым телом владеет секрет.
Торг.
Чековый код размыкает запрет.
Пир.
Плавится шарм в фейерверке страстей.
План.
Проблемы сметает протектор идей.
Долг.
Пули осели в горячих телах.
Клан.
Скальпель магичен; свобода – в руках.
Фарс.
В аттракцион превращается бал.
Счёт.
Шедевры – по курсу, модели – на банк.
Боль.
Слепая любовь запеклась на устах.
Взгляд.
Весна расплескалась в забытых глазах.
Шанс.
Горечь в груди печатает след.
Транс.
В ушах – гул, в ладони – хлеб.
У каждой медали – две стороны,
Две жизни и два лица;
И если одна – словно песня весны,
Другая – секретный фасад.
Когда вездесущая действом горит,
Обратная – сна печать;
И та, что наружу – всегда говорит,
А скрытой велит молчать…
У всякой натуры – две стороны,
Два голоса, две борьбы;
Но, чтоб ни случилось – они верны
Единству судьбы.
Одна не имеет ни стен, ни завес,
Другая – как тайный джинн;
Но, стоит почуять простор в голове —
И путь – лишь один.
Он скроён из интриг,
он летит сквозь табу;
Он не ведает бед,
проникая в толпу.
Он шлифует себя
там, где все – как один,
Он идёт напролом,
чтоб не ведать руин.
Он закручен игрой,
в нём поёт колесо;
Он шифрует свой путь,
если блеф – налицо.
Его жертвы гибки,
точно кошки в ночи;
Он их кормит с руки
и свивает в плющи.
И выносит вперёд
золотая стезя,
А тоска не страшна,
где бояться нельзя.
Где ни уз, ни друзей —
там гудит беспредел;
Но хранитель судьбы
навсегда улетел.
Пыл исходит на пепел,
судьба – Фаэтон;
И на экстренный случай —
секретный патрон.
Он спокоен и крут,
как законченный бред,
Чтоб никто не спросил,
в чём значенье побед.
На улицу выйдя, смотри, зыркай в оба:
Нет ли поблизости шлюх и бомжей;
Ибо они просекают на пробу
Энергию нужных – открытых людей.
Бывает и проще: гуляет прохожий,
А сам так и рыщет, кого б подвампирить;
Другой же – как тихий маньяк из Камбоджи,
Пронюхает дозу халявы, и стырит.
А есть и другой уникальнейший метод:
Сидят за столом кореша и подружки,
И кто на подсосе – страдает умело,
Чтоб сил поднабраться в уютной пирушке.
Но есть и похлеще дела в этих сферах, —
Когда полноценный гудёж, да с приплясом,
Найдётся всегда не имеющий меры,
Вот тут-то его поимеют всей массой…
Однако бывают и круче ловушки:
Когда подчинённый напротив патрона
Себя ощущает тупицей Петрушкой,
И не постигает энергоурона.
Но есть и ещё понахрапистей тяга,
Когда подзаправка в толкучке, на нервах;
А те, кто мудрей – разговором во благо
Имеют свой допинг – добавку энергий…
Но как происходит всё это? А просто:
От них отделяется хваткий флюид
И тут же цепляется чутко и остро
За хавку энергии, – душ общепит.
И этот паскудный шпион раздербанит
Невинного лоха, жующего чипсы,
И он возвратится домой как из бани,
В которую сток провели трубочисты.
Иной тут же спросит: «А как защититься
От этих диверсий, швыряющих в жуть?»
Спокойно! У нас ведь не морды, а лица,
А значит, и в теле не тяжесть, а суть…
И суть эта вольно себя проявляет,
Когда, например, созерцаешь зарю;
Как плавно и вольно сиянье играет!
И вот – я уже не томлюсь, а парю.
И крылья мои для подонков незримы,
Их тварям голодным никак не понять;
Я вижу чуть больше, чем принято ими,
Поэтому знаю, кого объезжать.
А если упырь вдруг упёрт, как шлагбаум, —
Включаем энергию внутренних сил,
И этой вот мощью вампира сшибаем,
И он понимает, как скучен дебил.
Всё просто, ничуть не сложней, чем в Онлайне
Всё лайкать подряд и пьянеть от кумира;
Одно лишь условие здесь: в тонком плане
Должна быть защита – отвязка от мира.
Скрипка взыграла нервами
скандально и вольно…
Мысли рассеялись первыми,
блажь пала застольно.
Зал отрезвел на скорую,
шик вздыбил дымку;
Имидж устал быть опорою
без передыху.
Дрогнул ажур, сплин вышибло,
вспыхнули чувства…
В мир, заболевший крышами,
дышит искусство.
Тебя томит угрюмый быт,
А раздраженье гасит лира;
И ты гудишь в игре судьбы,
Меняя трепетных кумиров.
Тебя пьянит жеманный лад,
На одиночестве играя,
И из золы восходит сад,
Плодами душу сокрушая.
Есть упоенье в голытьбе —
По лицедейству – обнаженьем!
Ну а тоска – всегда в себе,
И снова дни – как пепел в пене.
Заманчив жертвенник мечты,
А для иных – интим без края;
Но дышит боль из маеты,
Ни мук, ни масти не меняя.
Ты бьёшься птицей голубой
В дыму пленительного пира…
И упиваются тобой
Неутолимые кумиры.
Слов не бросая на ветер,
Хочется петь и плакать;
Жил-был на белом свете
Хлопец, любивший мякоть.
Был он не жлоб, не барин,
И не жуир с излишком;
Просто совковый парень, —
Тот, что учён по книжкам.
Облик держал по стилю,
Жил без цепей на вые;
Девки его любили, —
Все мы, как есть – живые.
Он отметал напряги
И разгрызал апломбы;
Не допускали влаги
Глаз лобовые помпы.
Как-то его я встретил,
Душу умыв тоскою, —
Он куропатками бредил
И лопотал про жаркое…
И на сезон отстрела
(Ценишь ли жизнь, охотник?)
В воздухе боль закипела,
Плоть щекоча до икоты…
С небом – игра не в прятки,
Дичь не меняет крова;
Осень дымила сладко, —
Горечь дышала кровью…
Но через твердь и слякоть
Жизнь обретает меру;
Хлопец, любивший мякоть,
Как-то почуял нервы.
И тошноты не выдав,
Страсть превратилась в будку…
Просто он вдруг увидел,
Как умирала утка.
Упругий смычок встрепенулся по жесту,
И раненый мир обнажился в глазах…
И в струнах разъяв роковое блаженство,
Мятежная скрипка оплакала зал…
Судьба вакханальных прелюдий банальна,
Гудящий кабак отуманил печаль;
И звон, оживляющий ближних и дальних,
Весельем наполнил бокалов хрусталь.
Проста клиентура, душе нужен праздник,
Играет скрипач, ублажая гостей;
Фортуна оценит богатых и разных,
И Муза – в купюрах, а мастер – ничей…
Сцена, ты – власть безымянной богемы,
Верен гармонии твой фаворит;
Олихорадив застольные темы,
Вольная музыка в венах гудит.
Он пишет чувствами оркестра
Всепроникающую быль;
Он правит звук не ради кресла,
В котором жизнь тиха, как пыль.
Он собирает свет в аккорды,
Круша апломбы на ура;
Его желанья жгут на форте
И в голове шалят ветра.
А под ударами каданса
Рассудок рухнул, не дыша…
И из немыслимого транса
Выходит вечная душа.
Альтернативный слог
Делает бедных богатыми;
Только, сбивает с ног
Литературная каторга.
Вместо свечи – звезда,
Вселенная влита в глазницы;
Завтра придут сюда,
Чтобы от быта забыться —
Свежие, стойкие, праздные,
Старые, новые, разные,
Люди полузнакомые,
Гости полузаконные.
Будьте хмельны, бездельные,
Будьте любезны, похмельные,
Будьте хранимы, верные,
Будьте верны, известные.
Но под тоски булыжником
Сердце рыдает и мается;
Чувства поделены с ближними,
Только тоска не ломается…
Утро – награда терпению,
Праведник не одинок:
В душу тепло откровения
Выплеснул вольный восток.
К чему поэту лекаря?
Он жизнью болен;
И в дар ему лады парят
От колоколен.
Он нищ, как пёс, но вынес Бог —
Открыл дороги,
Чтоб не забыл среди забот
Души тревоги.
Надменный босс остолбенел:
«И смех, и слёзы;
Ну что за блажь – ни стен, ни дел,
А только грёзы?..
Что за восторг – плодя долги,
Дробиться в рифмах
И вырываться из тоски
Похмельным хрипом?»
Ответил мальчик Небу в лад:
«Вы, дядя, – дурень;
Поэты сердцем говорят
И нежат бури.
Ну а тоску не перегрызть
Звериным толком,
Когда в очах сияет Высь
И млеют волки.
Как скрипка предана смычку, —
Поэт жив Небом…»
Душа повышибла тоску
И в сердце – нега.
Сын богемы, играющий в тон Небесам,
Ты овеян свободой и отдан судьбе;
И беда не пройдёт по твоим временам, —
Ты душою – со всеми и сам по себе.
Ты в мечтах отворяешь сады и поля,
И из пепла восходят живые дары;
В этой битве за жизнь все приёмы стары,
Если надо – ты снова начнёшь всё с нуля.
Наготой – по шипам да восторгом – по льду
Ты плывёшь и гудишь, не студя головы;
А в очах – высота, и товар не в ходу,
И всё ближе стихия невинной травы…
Холод серых людей, ни кола, ни узды;
Это время любить, если боль метит след…
Ты горишь до конца по закону звезды
И в судьбе оживает бессмертный рассвет.
Узда самоуспокоенья
Сильней вакханального жара
И хмель упоительной лени
Швыряет в мистерию шарма…
Сей жанр обнажён и отважен
В борьбе за Адама и Еву;
И переплавляются в жажду
Плоды чудотворного Древа…
Крутись, чумовая свобода,
Даря упоение драме;
В метаньях душа сумасбродна,
Пока не объята годами.
Я верю во всё дорогое
В краю беспредельного жанра, —
Я видел, как плачут изгои
Под небом осеннего шарма.
Свои по зову не приходят?
Чужие ставят на крутых?
Ликуй, душа, – ты на свободе,
Где нет ни мёртвых, ни живых.
Но равнодушие фатально,
И стоек имидж не всегда…
Храни себя в зеркальной тайне
И продвигайся как вода.
Усталость и блажь одолев,
Отсеяв реальность от снов,
Трезвеющий мир добывает свой хлеб
И крутит живое кино.
Оставь завоёванный быт,
Пройди по остывшей земле;
Смотри, сколько жемчуга возле корыт
И сколько железа в золе…
А время играет свой гимн,
И каждый овеян мечтой;
Раскуривай счастье, плыви из тоски,
Но трепет обуздан сумой…
Душа голосит по-иному,
А звёзды горят как всегда;
И сила дорог возвращает к родному, —
Туда, где огонь и вода.
Он покрыл зеркалами родное жильё,
Он поставил надёжные двери;
Он просёк солидарных, отсеяв жульё,
И в судьбу безоглядно поверил.
Он кручинил ненужных, скирдуя бабло,
И напряги гасил «Ахтамаром»;
А в отвязке гремучую крышу снесло,
Но и дурь не колотит задаром.
И ловя наугад мимолётный ажур,
Он желаньям дарил зажиганье
И вкусил мимикрии от жарких натур,
Оглушив медным тазом сознанье…
А потом он устал от пиров без причин
И ушёл в меланхолию транса;
А луна оживила горячку в ночи,
Узаконив синдром реверанса.
Эта жуть – как бальзам для сдуваемых крыш,
Только, мне это всё – по баяну;
Как ни бей себя в грудь – выше слов не взлетишь,
Только птицы поют без обмана.
Он такой же, как все, – беззащитный и смертный,
И в любой крутизне заминирован страх…
А кому-то – в облом баснословные сметы,
И душе остаётся гореть на устах.
Он вгоняет в пиар даже личные чувства,
Выставляя страданья свои напоказ, —
Подзарядка от публики! Чем не искусство?
Ну а дальше – по плану: и бум, и Парнас.
Он желает фанатам спасенья от Бога,
И персты ставит веером – все при перстнях;
Лучезарное эго – большая подмога
Для движенья по курсу в незримых цепях.
Мне загадочно то, как мы любим легенды;
Кто вчера был кумиром, сегодня – штукарь.
А душа – вне игры, и её киноленты
Неизменно ясны, как проспект и фонарь.
А не лучше ли вникнуть – куда мы несёмся,
И озвучить живое биенье сердец,
Раскалённых от битвы за место под солнцем,
И в себе уместивших и скорбь, и венец?
Почему-то такое не очень-то катит
В этом мире, желающем жрать и блистать;
Но когда-нибудь Ангел прошепчет нам: «Хватит…»,
И взойдёт ураганом Вселенская рать…
Неприступная леди,
Томный взгляд с холодком;
Дух шаблонных трагедий
Не проникнет в твой дом.
За рулём «Мерседеса»
Ты сканируешь мир;
И твоих интересов
Не нарушит кумир.
Ты плывёшь по проспектам,
Как по грёзам – Ассоль,
Не меняя свой вектор,
Без поправки на боль.
И надёжные люди
Твой престиж берегут;
Только, что с ними будет,
Если рухнет их труд?..
Твой фасад предназначен
Лишь для важных персон;
И в тостах за удачу
Фокус притч запрещён.
Твой бой-френд крут и стоек
И в бою, и в любви,
Отстоит и укроет,
И настрой обновит.
И никто не посмеет
Отменить блажь затей;
Но в игре без отмены
Есть тревожная тень…
Неприступная леди,
Затуманенный взгляд,
Пронеслась вдоль трагедий
Без дороги назад.
Но её тормозами
Стал слепой форс-мажор;
Горечь вышла слезами
И открытым стал взор.
Словно сердце проснулось
В дикой гонке мечты,
И она содрогнулась
От сквозной пустоты…
От внезапностей больно,
И снобизм рухнул в шок;
Но она стала вольной
Как рассветный восток.
Стала чувствовать радость
И любить без причин;
И не нужно парадов,
Чтоб уйти от кручин.
Она жевала попкорн
И смотрела кино,
В котором каждый мотив
Похож на ход в домино.
И применяя сюжет
В осовелом быту,
Она пыталась пыл грёз
Превратить в красоту.
И каждый новый герой,
Приходя в её дом,
Играл шаблонную роль,
Чтобы напиться потом.
Она меняла игру
И кудри красила хной,
Вгоняла перлы в язык,
Летя в кураж с головой…
Она глотала «Мартини»
И вести со льдом,
Вникая в чистый контакт
Меж ключом и замком…
Но ни одна красота
Не станет жить как цветы,
В системе ценность – в ином,
И здесь банкуешь не ты.
И ни один ловелас
Не озарит, как Амур;
Кому – блаженство и свет,
Кому – бабло и гламур.
Она устала смотреть
Чумовое кино
И поняла: есть лишь мир,
В котором счастье – одно.
Сколько стоит билет
От мечты до Парнаса?
В нас – и сила добра,
И любовь без причин…
Утоляет ли сердце
Могучая касса?
Лишь вода знает путь
Без огня и руин.
Мадам, если это любовь, —
Зачем Вы идёте по краю
И, бурю во мне пробуждая,
В себе исчезаете вновь?
Мадам, если это печаль, —
Зачем, не отведав и чая,
Вы так приближаете даль,
В шептаньях одежды теряя?
Мадам, если Вы – навсегда,
Зачем говорить о свиданьях,
Вгоняя себя в ожиданья?
В песках не растут города.
И если Вам сладостен флирт,
Нужна ли бравада элиты?
Душа не бывает убита,
И лишь временами болит.
Мы выстроим быт по Фэн-шую,
Примерим виссон и меха;
Но что озарит голь стиха,
Когда пыл тоскою задует?
Мадам, если это судьба, —
Зачем Вы смертельно сквозная
И, как Мельпомены раба,
Такая моя и чужая?
Он считал себя одним из крутых,
Он полезное искал только сам,
Он заучивал свой имидж, как стих,
И фиксировал устойчивых дам.
Он крутил баранку, как Бельмондо,
Успевая обыграть форс-мажор;
Он тянул интим, как виски со льдом,
Но не знал, что есть ещё и минор…
И въезжая в оголтелый расчёт,
Он хватался за приманку, как лох;
А в груди плясал холодный фокстрот,
Но от этого лишь глубже был вдох.
И пьянея от пленительных книг,
Он листал труды властителей дум,
И считал себя таким, как они,
Только слишком голосил тяжкий ум.
Он хотел казаться круче других,
И гостям дарил внезапный облом;
Но своя тоска не манит чужих,
И таланта не прибавит апломб.
Он в дебатах слышал только себя,
И в мечтах как супермен всё умел;
А легко ли шиковать не любя?
И его манил ажур новых тел.
И не слушая подсказок Судьбы,
Он всё чаще повторял букву «Я»;
Но, как водится, бесплодны дубы,
Даже если вся посадка своя.
Он заучивал свой имидж, как стих,
Он полезное искал только сам,
Он считал себя одним из крутых,
И сокровище отсеял, как хлам…
Заходя в тупик,
Никого не обвиняй;
Будь как дома,
Накручивай шик,
Но никому не открывай.
Это аксиома.
Когда ж понесёшься вперёд,
Пробив тупиковую стену,
Как беспардонная фура,
Не будь оголтелым, —
Закрой за собою проход
Той же структурой.
Она чтила стиль, как типичная леди,
Имела доход и приличный офис,
Но, опьянённая статусом «профи»,
Не отделяла зёрна от плевел.
Её волновали оккультные тайны,
Как, впрочем, и всех, шлифовавших карьеру;
Реально ж она в небесах не витала,
Жила как умела и чуяла меру.
Ценила подруг и соратников дела,
Даря понимание нужным и важным,
Чеканила имидж изяществом тела
И квоту вниманья делила не с каждым.
Её привлекали персоны богемы,
Вальяжные мэтры и перлы искусства,
И всякий анонс пропиаренной темы
Она принимала заученным чувством.
И в томном пылу дорогих вечеринок
Она постигала значенье актрисы, —
«Вся жизнь – лишь театр…»
И любой фотоснимок
В системе контактов фиксировал визу.
Но в жизни игре не бывает отмены,
И если вошёл – то отказ невозможен;
Бывает, уходят в запой супермены,
Бывает, и гениям статус положен…
И леди, идущая в ногу с системой,
Внезапно тоску ощутила по чувствам, —
По тем, настоящим, что сносят все темы
И кровь ускоряют живучим искусством.
И вырвав себя из цепного респекта,
Она вдруг разверзла дремавшую силу…
И, словно река без цепей интеллекта,
Гармония душу её утолила.
Паренёк ругался матом,
Крыл и малых, и больших;
Грел в себе неадеквата,
Мат внедрял в ядрёный стих.
Воздух матом бил повсюду,
Кайфовал от шалых слов,
Будоражил узы блуда
И пижонился как лох.
А потом лишился речи,
И постиг внезапный транс…
И увидел мира вечность,
Как негаснущий экран.
Там деяния роились,
Чувства, мысли, голоса,
И слова друг друга били,
Словно тешилась гроза.
Только странное теченье
В бездну шло стезёй без виз,
Точно дикое влеченье
Тот поток тянуло вниз…
И увидел тот парнишка
Мир, где всё диктует брань,
И ненужная мораль —
Как захлопнутая книжка.
Там никто ни с кем не дрался,
Мерк любой во мраке взгляд,
И никто не озарялся, —
Всё гасил ударный мат.
Дух высасывала бездна,
И держала всех в узде
Безотказно и железно,
И жирела на беде.
Души петь пытались тайно,
Чтоб разъять цепную муть,
Но незримо и фатально
Голоса срывались в жуть.
Эта бездна расширялась,
Проявляя суть узды:
Мрачных сущностей орава
Обращала в брань лады.
И никто не мог до срока
Дух от пут освободить, —
Ярый гнёт слепого рока
Принуждал пути забыть.
И парнишка содрогнулся
От таких чумных оков,
И внезапно окунулся
В дивный омут чутких слов.
Те слова спасеньем были
Для пропавших и больных,
И шальные твари взвыли,
Свет почуяв от живых…
И свободу постигая,
Души пели гимн любви;
Ну а сфера та шальная
Бранью крыла тех, кто взвит.
Только мат уже не трогал
Ни пропавших, ни живых;
Просто мрачная дорога
Потеряла визу ввысь.
И парнишка тот беспечный
Вдруг запел без матерщин;
Это кровное наречье
В нём раскрыло дар души.
У шарлатанов есть влечение к престижу —
Целенаправленно использовать слова,
Чтобы других принизив, стать самим повыше,
Внушая всем, что только их стезя права.
Мадам без лица и фамилии
В Онлайне кропала стихи,
Тащась, как Левша от блохи,
Как если бы грант посулили ей.
Рифмуя свои ощущения,
Она постигала суть роз,
Себя обжигая томлением
И вспышкой бунтующих грёз.
Ей нравилось быть обожаемой
Фанатками с патокой фраз;
И с тоном, почти осязаемым,
Она постигала экстаз…
Как странно вживаться в Офелию,
Играя без глаз и без губ,
Себя озаряя доверием,
Чьё действие – не для Гекуб.
Случались, однако, и казусы,
От коих бы спятил Пегас;
И дама, как тол, безотказная,
Муар обращала в каркас.
И мерно скрипя всеми нервами,
Даруя Онлайну ликбез,
Она шиковала манерами
Натуры, дремучей, как лес.
А тайна всегда притягательна,
Она окрыляет мечту;
Но самость, что всюду влиятельна,
Вгоняет мозги в маету.
Такие вот выдались пения
В Сети виртуально шальной;
Нужны ли ей стихотворения?
Ей ближе расклад ролевой.
Устал изумленьем томиться я,
Поставив слова на места:
Когда оживают амбиции,
Теряется вся красота.
Он безымянный и безликий,
Он – просто виртуальный тролль;
Он не штудирует великих,
Ему плевать на фейс-контроль.
Он кропотлив и односложен,
И лексиконом ядовит;
Его чужая радость гложет
И свет идей томит и злит.
Он прячет суть под хитрым «ником»
И млеет в нём, как тварь в манто,
Дырявя душу вольным кликом
И становясь как решето.
И запотев от шалых реплик,
Он ловит кайф, как наркоман…
И обживает странный трепет —
Дебилизации капкан.
Есть люди, взлелеявшие комплимент
И вечно крутые, как памятники;
Есть люди, использующие момент,
И действующие, как маятники.
Есть люди, ведомые криком «Ура!»,
И те, кто не хочет светиться;
Есть вольные пахари и мастера,
Естественные, как птицы.
Жил на свете Осёл, он любил погулять,
Пощипать ячменя на халяву,
Поваляться в траве, позевать, помечтать,
И придумать большую забаву…
И однажды его осенила мечта —
Стать крутым без хлопот и сражений,
Чтоб иметь уваженье и хваткой блистать,
Кайфовать и не ведать лишений.
Он хоть был и ослом, но с мозгами дружил,
И приняв озарение в разум,
Навигатором пастбищ себя объявил,
Заодно заклеймив скотобазы.
За благие позывы – поклон и респект,
И зверушки к Ослу потянулись;
Но водилось ещё и зверьё без опек,
А такое – не хавка в бауле.
И смекнул предводитель: быть мудрым важней,
И он стал толерантен и мягок,
И зверью предложил часть хороших полей, —
Хватит всем и кореньев, и злаков…
Что волкам до того? Им и лес – как жнивьё,
Ну а байки – забава для нищих;
И дошло до Осла: каждый чует своё,
И находит-таки то, что ищет!
И от дум оголтелых Осёл возмужал
И слегка помутился рассудком:
«Жуть прошла стороной… Ну а кто правит бал?
Здесь зависимы все от желудка…»
Он валялся в траве и смотрел в небеса,
Где летали весёлые птицы;
Что-то пели они, и в живых голосах
Был вопрос; и вожак стал томиться…
И подумал Осёл: «Нужно их припахать —
Этих птах, что поют и порхают;
Что за польза от них? Их язык не понять,
А на пахоте прок и от лая…»
И он стал призывать лошадей и быков
Пресекать дармовое веселье;
И пришлось погружаться в деянья козлов,
Что гребут урожаи, не сея.
И клеймил он ленивых: – Торчите в мечтах,
А за вас чужаки здесь ишачат!..
Невдомёк ему было, что в этих делах
Коноводят рогатые мачо…
«Что ни день, то разборка… Ну что за буза —
Бить копытом и ставить на стадо?
Для тупых – тупики, ну а вольным – стезя;
Есть идея, она – то, что надо…»
Так кумекал Осёл, просекая пути,
(Он уже обалдел не на шутку)
А покой – в колее, лучших пут не найти,
Если быть назидательно чутким…
И он начал вещать про загробную жизнь:
– Этой доли никто не минует!
И врага – без суда на рога, на ножи!
А ленивых кнуты облюбуют.
И в себе ощутив доминанту скалы,
Он крепчал и мозгами, и мордой,
Говоря: – Здесь достойны любви лишь ослы,
Остальные же – низшего сорта.
Тут Осла понесло, и пошёл он чудить —
Сочинять грозовую сатиру;
И его ишаки стали больше любить,
Как никак – подарил голос миру.
Но и этого мало, – Осёл дал понять,
Что способен не только на байки,
И в округе своей стал ослов собирать,
Призывая громить злые шайки.
Тут допёрло до тех, кто на это пошёл,
Что с волками ослы не воюют;
Как и водится, всякому зверю – свой дол,
И вожак напрягался впустую.
Сумасбродство – как мыло, и скользок нахрап,
Наорался – и в сено, в отвязку…
А зверьё – начеку, и упруга мощь лап;
Как не вспомнить тут важную ласку?
– Вы владеете всем! Вам хвала и почёт!
А уродов мы враз обуздаем!
Так витийствовал шалых премудростей мот —
Тот Осёл с языком краснобая.
Всё закончилось мирно, Осла отсекли
От угодий – ушёл он за нивы…
И поют Небеса о свободе Земли,
Чьи надежды Вселенной хранимы.
Он смаковал реальный шок,
Томясь облавой дум недобрых,
Любил уход воды в песок,
И не притягивал подобных.
Ценил Монтеня, в долг не брал,
Играл в бильярд, писал рассказы,
Сбивал истому в мадригал,
Но не испытывал экстаза.
Ядрил шарадою кураж,
Внедрял экспромт в азы искусства,
Чеканил фрондою типаж,
И не транжирил всуе чувства.
Искал в Сети альтернатив,
Сгоняя самости излишки,
Бывал нахрапист и глумлив,
Но троллинг лопался пустышкой.
Душа – не волк, и не птенец,
Порой сама себя не знает,
Пока не взвоет, наконец,
И пустоту не обласкает.
Одним свобода – тяжкий труд,
Другим – отрада в темпе вальса;
Но вряд ли кто торчит от пут,
И наш герой с цепи сорвался…
Менял намеренья, пути,
Гасил хандру «Наполеоном»,
Желая статус обрести,
Чтоб не плодить идей палёных.
Но не раскрыв себя ни в чём,
Он тяжелел в бреду сарказма,
И им гасил любой облом,
Смакуя имидж Камикадзе.
И всё ж обрёл он свой талант,
Вкусив реального прогресса,
Когда ему без предоплат,
Нужда вернула ум на место.
Он любил шебутные прогулки
И толпу, что сшибает все планки,
Обожал неостывшие булки,
Но не прочь был погрызть и баранки.
Он по-своему видел Россию
Из заплаканных окон, свои же
И дожди пробуждали стихию,
От которой все шорохи ближе.
И врасплох обрастая сюжетом,
Он испытывал душу на звёздность,
И всеобщим респектом согретый,
Смаковал революцию мозга…
И к Отчизне опять обращаясь,
Он стучался в неё, как ребёнок,
Как школяр, обнажающий шалость,
Вопреки однозначным законам.
И ему открывалась Россия,
Доверяя святые надежды;
И душа нараспев голосила
О стране, подымающей вежды…
О народе, великом и странном,
И о том, как его обманули;
О сознаньи, что так покаянно
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.