Читать онлайн
Черти на том берегу
Витэль Багинский
© Витэль Багинский, 2018
ISBN 978-5-4493-1792-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
книга первая «власть»
Если ты хочешь, чтоб от тебя зависели, отбери у людей то, в чём они сильно нуждаются. Убедив их в естественности положения, ты добьёшься от них возвращения. Не следует отдавать всё, если ты желаешь владеть их свободой. Давай понемногу, чтоб хватило на всю жизнь. Если же хочешь подарить власть своему потомству, научись давать надежду…
У власти есть много граней, которые открыты для людей и их пользы, зная о них, люди думают, что всё знают о власти. Но есть одна грань, о которой не знают даже многие пришедшие к власти, поэтому не могут ей пользоваться. Эта грань – ложь!..
Мысли на крыше – размышления о смерти…
(Кое-что из детства Святика Ежова)
Кто-то называет жизнь чёрно-белой, а у Святика она просто серая, неожиданно потемневшая в какой-то момент.
Так воспринимал он своё положение на данном этапе в системе сложного механизма Вселенной (если реинкарнация существует, то эта жизнь является одним из многочисленных этапов). Не представлял, как избавиться от скопившихся вокруг него «доброжелательных».
Какой смысл если он пошлёт всех и вся к чертям?! – А это даже смешно, ведь сами же черти и улыбаются ему в лицо своими вонючими оскалами, уже неся по пожарной лестнице четырнадцатиэтажной новостройки, с одной навязчивой мыслью – «СБЕЖАТЬ»!
Поднявшись на парапет, Святик посмотрел вниз. Туда, где сев на бордюр курил строитель или бродяга, задрав бородатую голову перевязанную косынкой, точно стараясь рассмотреть происходящее на том самом парапете, преодолевая взглядом четырнадцать с лишним этажей. А в желудке Святика забурлил недавно съеденный борщ, – что-то там перевернулось и видимо одна из бульб «взорвалась» и мешающий воздух, пройдя пищевод, вышел отрыжкой наружу, губы, как булькнувший пузырь торфяника, сделали нелепое движение. Под носом образовался, а затем рассеялся и улетел с порывом ветра запах его любимого блюда, – да, ещё немного чеснока. Такое себе, хорошее послеобеденное воспоминание.
Но, скоро снова сдавил сплин, и он вернулся к ужасающей его разум реальности. Жаркое летнее солнце пекло и всё сильнее разогревало ликвор, верно, собираясь прокипятить мысли, в которых звучала ещё и какая-то мелодия, напеваемая кем-то. Святик взглянул на небо, ненадолго, – он резко опустил голову, и его пошатнуло. Кровь, резким потоком хлынув в ноги, точно мощным фонтаном рванула вверх, в голову, но не найдя выхода, растеклась по поверхности кожи выступившим прохладным потом.
Внизу что-то колотили, кричали. Бородач, сидевший всё это время на бордюре, куда-то пропал. Музыка назойливо, как муха, не давала покоя.
Дом ещё не заселён до конца. В одном только его подъезде живёт он и пять семей, в других – не многолюдней. Первый этаж занимают магазины, какие-то офисы – одна туристическая фирма, две страховые конторы; стоматологический кабинет, не большой салон красоты и булочная с кафетерием, в старательно подобранном французском антураже. Не хватало у французской булочной одного элемента – как матрац полосатого навеса…
На поприще литературной вседозволенности сделал себе карьеру Святик Ежов, – как обозвал себя для признания не зацикливающихся на высоком слоге масс. Это знаете ли такой себе русский mainstream – литературка для всеобщего «поедания», когда люд устал после рабочего дня, а оставаться на плаву «умственной не отсталости» вроде как желает. Какие бы не были массы, а он всё тот же не обратимый писака-авантюрист жадно глотающий, как выброшенная на берег рыба, воздух, последние глотки проходящей славы.
В силу своего дурного характера он не ладил с людьми и напрочь разругался со своим издателем, который приходился ему отчимом. Они никогда не ладили, и Святик до последнего отказывался с ним сотрудничать, пока не сломился от безвыходности. Тот его хоть и доставал своими нравоучениями, но таки видел потенциал способный заинтересовать широкую публику. Эта публика, как и в гастрономии, нуждалась чаще всего в продукте «быстрого питания»; и это было по части Святика. А отчиму его, как лицу, заинтересованному в быстрых и крупных наживах, лишь то и было нужно. Но любую славу нужно заработать, как и можно потерять. А люди способны забывать гораздо быстрее, нежели уложить в памяти.
Что же всё-таки произошло? Что заставило Святика зайти на парапет четырнадцатиэтажного дома со столь тёмным намерением? Да, он решил покончить собой. Почему выбрал такой вид смерти? – просто подумал, что так он уйдёт из жизни быстро и безболезненно. Если сравнивать с другими способами, то он видел их куда более страшными и мучительными. Падая с высоты, он хотя бы получит наслаждение перед смертью. Главное не думать, что всё будет кончено через, пять секунд, иначе смерть окажется адским мучением… А если этому порадоваться, как то делают экстрималы, можно вполне приятно водвориться в «лоно вечности». И гори оно всё, здесь, на земле синим пламенем.
Он постояв на парапете, теперь сел и вместо того чтоб продолжать себя настраивать на приятный прыжок, стал размышлять.
Из всех любимых занятий, как в школе, так и вообще по жизни было у Святика, писать сочинения и прыгать в высоту. И тем и другим он вполне успешно занимался. По прыжкам в высоту он пять раз занимал первое место на городских соревнованиях, каждый год в старших классах показывал лучший результат. А теперь решил совершить прыжок не вверх, а вниз. Сочинения у него получались не хуже того. Но это были быстрые яркие зарисовки, которые часто сопровождались кучей орфографических ошибок, что и скидывало внимание преподавателей с важности и экспрессии его текстов. А учителей по русскому языку и литературе сменилось аж пять, и пока не появился тот, кто обратил внимание на текст, во-первых, не став тут же критиковать за ошибки, всё шло листами в почтенную пионерами макулатуру. Во-вторых: новый учитель был ещё тем пронырой, решив юным талантом воспользоваться, он, задавая тему, получал от парня отличное сочинение, которое не возвращалось, а писал из всего класса, почему-то лишь он один, Святик. Собственно его это не задевало, напротив, для него в том была та выгода, что в отличие от своих одноклассников, он от многих предметов имел свободу. Но также в меру своего молодого писательского таланта, он имел чувство смысловой связи действий. Тексты, которые он писал в виде незатейливых сочинений, оказались тесно связанными между собой, но сразу он того понять не мог. Учитель, будучи весьма «продуманным», давал задания так, что маленький гений спустя четыре месяца «нацарапал» своему преподавателю книжонку. Тот аккурат каждый вечер исправлял ошибки, печатая на своей старенькой машинке. Наконец вышла из-под Святикова пера внушительная повесть, названия которой он не знал, а его имя, злоумышленник на обложке писать не собирался. Так не ведая о рождении первого своего детища, Святик пережил начало своей профессиональной деятельности с гонораром в виде школьных прогулов, а бонусом к этому была не аттестация по нескольким предметам. Зачем нужна была проделанная им работа, Святик окончательно догадался, когда в письменном столе нашёл свои сочинения в виде печатных текстов, когда выдал уже третью книгу.
– … и, что мне теперь делать?.. – Его тон звучал спокойно, но доля негодования была несоизмерима ни с чем.
Что делать! – новоиспечённый родственник не знал. Коллеги его не весьма жаловали и, потому решить вопрос в школе он не смог. В общем-то, никто и не знал о вынужденной родственной связи Святика с учителем. Именно для Святика такая связь оказалась вынужденной, потому как его мать решилась на четвёртый брак исключительно с учителем русского языка. Оба же распространять такую новость по школе не имели желания, и продолжала создаваться картины соблюдения профессиональной этики. «Никакого панибратства, – говорил филолог, – дабы избежать осуждающих толков..!» А Святик и не собирался строить тёплых семейных отношений, но и доставать топор войны не намеревался. Он просто ждал, когда мать окончит свой «спектакль». Но она его кончать не собиралась. Ранее Святик за ней такого поведения не наблюдал. Мать, словно, заменили, – она обезумела от любви, которую Святик не понимал, да и не знал. И на всё это оставалось лишь закрыть глаза. Что и сделал Святик. Его решили перевести в другую школу. Однако Святик решил иначе – он сам пошёл к директору школы и объяснил ситуацию. Он не стал говорить, что писал весь год сочинения. Он рассказал, как тяжело болен его дедушка, и все силы семьи положены на уход за ним. Опять же благодаря своему таланту сочинять, Святик рассказал весьма убедительную историю главе школы. Затем просидев час под дверью кабинета директора, по окончанию педсовета он получил доступ к учёбе. А отчим, устроился в небольшое издательство литературным корректором, где закрепившись, добрался до места шеф редактора. Но до того дважды поругавшись с матерью Святика и вновь сойдясь. И первый их скандал был по поводу именно использования её сына. Подробности их разговора не известны. Только она не выдержала и недели без него. Отчим вернулся в их семью.
А Святик продолжил учиться, как прежде. Друзей у него и раньше не было, а «благодаря» минувшим баталиям их не стало и вовсе, – в былые времена хоть кто-то посматривал в его сторону, теперь же, точно человека не существовало. Иногда поглядывали, перешёптываясь, сбившись в кучки ученики – одноклассники и кое-кто из параллельных классов. Но Святик плюнув на данное положение, решил им воспользоваться. Так как ему никто не мешал, с вопросами не лез, на тусовки не звал, девочки (ещё не понимая почему, а он был уже в девятом классе) ему были не интересны (у него в принципе сексуальных интересов не возникало), собрался он писать. А понимая убогость своей грамматики, то к изучению русского языка подошёл предметно. И то, что было для него скукой, стало увлекательным занятием. С твёрдой четвёркой по русскому языку он закончил девятый класс, а к концу школы мог спокойно поспорить с учителем… Получив аттестат, он покинул стены школы, не удостоив даже малым своим присутствием на выпускном вечере, ничтожную, на его взгляд, публику.
Когда он выходил на школьный двор, у входа стояли наряженные одноклассники, один из которых затронул его словом…
– Что ты «писун»..?
Святик не понял к кому кто обратился, продолжил путь.
– Эй, слышь, ты чё, глухой..!
Компания подбежала, и один из них одёрнул его за плечо, а другой ударил в грудь.
– Ты чё из себя строишь..? – Далее начав нецензурно выражаться, четыре человека окружили его.
Святик за все последние два с половиной года учёбы ни с кем не обмолвился и словом (спорил лишь с учителями, которых сильно достал), но внимательно наблюдал за поведением каждого. Своим вниманием он вывел несколько заурядных формул, которыми характеризуется общество. Эти формулы сразу говорят о прошлой, настоящей и будущей жизни индивидуума. Насколько человек зависим от общества, или же имеет свободу. Каков уровень самостоятельности и смелости, способности дружить и предавать, прислушаться и послать всех «куда подальше».
Теперь он смотрел на тех, кто его окружил, видя в них полное отсутствие друг друга. Ни один из них на самом деле не готов пойти в поддержку присутствующего рядом товарища, но рад выказать себя крутым. Только беда вся в том, что смел лишь витающий, далеко не среди них объединяющий дух. Каждый из этих людей – трус. Святик знал и не боялся.
– Рубашек беленьких не жалко?
Была видна в глазах ребят неожиданность. За столько лет они от него в свою сторону не слышали ни слова.
– В смысле?
– Вы сейчас думаете, что перевес на вашей стороне, и вы с лёгкостью мне врежете. Если вы меня всё-таки захотите побить, говорю сразу, я не боюсь. На это есть две причины, как минимум. Первая: мы находимся на территории школы. Вторая (её я назвал бы главной): я не боюсь вас.
Одноклассники стояли, разинув рты.
– Вы, конечно, можете пойти за мной. И за школой можем подраться. Но оно вам надо сейчас мараться? Мне всё равно, а вы такие нарядные..! – Не без доли сарказма высказался Святик.
В силу своего интеллекта нужных слов не оказалось.
– Чё ты «гонишь»?!
– Прости, но мне как рассматривать сказанный тобой глагол? Если с точки зрения грамматики, но боюсь это не по твоей части, то создаёшь движения разного характера ты, а не я. Если используешь, как жаргон, то это снова продолжаешь совершать ты…
Взгляд недоумения стал так велик, что на парня было смешно смотреть. Этим же взглядом он оглядел своих дружков.
– Слышь, да он придурок… Чё с ним базарить!
Святик спокойно стоял. Так же спокойно он повернулся к тому, кто это сказал.
– А ты насколько оцениваешь уровень своей недосообразительности*, что в этом ставишь оценку мне? – Возникла пауза. – Наверно я сказал слишком много увесистого. Ладно, пацаны, идите, празднуйте своё освобождение.
Развернувшись, намериваясь покинуть низменное общество, Святик встретился с лицом, стоявшего ранее за спиной. Теперь это лицо смотрело пустыми глазами на него.
– Отойди! – На сказанное тот не отреагировал, но надумав, отошёл. А Святик сделав несколько шагов, повернулся к ним и сказал:
– Если что, то знаете, где я живу.
Никто приходить к нему не стал. Но спустя полгода одного из них он встретил, когда шёл из университета домой, тот сидел на лавочке, забравшись ногами, – почему-то он пренебрёг, куда следует посадить свой зад. Рядом сидела курящая девушка. Видно было, что от беседы они чуть ли ни изрядно устали, – краем уха услышал Святик слова: «Я чё-т совсем убита…» – на эту реплику её приятель по-идиотски усмехнулся, а завидев одноклассника сказал: «Это он!..» – видимо она не поняла им сказанного, так как последовало повторение: «Ну…, тот…!» – и… она всё поняла: «А-а-а..!». Святика порадовал их «высокий» интеллект. На следующий день этот одноклассник сидел у него во дворе. Святик подумал сначала, что ждут его, но, когда тот вновь увидел знакомое лицо, поспешил убраться прочь. Вечером того же дня этот же одноклассник прогуливался с, незнакомым для Святика, дружком. Проходя мимо, незнакомец толкнул его плечом.
– У те-а чё… повылазило? – Кинутая фраза настигла слух Святика, но оборачиваться он не стал. Постаравшись убежать от слабоумия он, могло показаться, ускорился, а тот поспешил его остановить.
Развернувшись, Святик увидел раскрасневшееся, явно от злости лицо и налитые кровью глаза. А одноклассник продолжал стоять отдалённо от места их «беседы».
– Что тебе нужно? – Постарался спокойно отреагировать Святик. Ответ последовал в виде удара ножом в живот.
Святик от неожиданности сразу ничего не понял, ощутив лишь слабый удар кулаком в живот, поспешив оттолкнуть от себя противника, он совершил толчок ладонями в грудь. И далеко не сразу понял, почему те тут же убежали. А вот когда почувствовал на животе влагу, потерял сознание, увидев кровь.
Святика спасло то, что вышел сосед выносить мусор.
Теперь Святик сидя на парапете, думал, что лучше бы он тогда не очнулся. По крайней мере, не осознал бы этого страха, который сейчас не давал ему покоя. А он-то старался изо всех сил себя успокоить. Раньше он думал, что самоубийцы как раз таки и не боятся смерти в отличие от людей, погибающих не по своей воле. Хотя в данном случае вопрос воли довольно шаток. Возможно, человек, окончательно принявший непоколебимое решение расстаться со светом мира сего, лишь думает, что так решил он сам, – на самом же деле решился-таки вопрос Сверху и Снизу, и как бы там человек не думал, а всё произойдёт и глазом не успеет моргнуть, ну или не состоится акт самосокрушения. Вон взять, к примеру, случай с его каким-то там дальним родственником (бог знает, как его звали – Святик имени и не помнил). Мать рассказывала эту историю своей подруге, когда та пришла к ней пожаловаться на своего мужа, – тот пил уже третью неделю, – а она всё причитала, чтоб он «сдох падла». А к чему мать затеяла рассказать эту историю, не ясно, – по всей видимости, абы языки в покое не были. Святик в тот раз по какой-то случайности у двери оказался, понёс чашку помыть, те на кухни сидели. Так вот родственник, задумав покончить со своей жизнью, совершил семь попыток. Все семь раз отличились разнообразием, но ни один не отличился успехом. В принципе не важно, какие то были способы, но ради усиления осознания человеческой безрассудности интересно будет перечислить и их, прежде чем дать свободу мысли Святика о конечном этапе обезумевшего родственника. Первая попытка была медикаментозной, каких препаратов он наглотался, одним врачам было известно. Но бедняга провалялся три часа, корчась от болей в желудке, затем уснул, и проснулся на больничной койке с прободной язвой. Естественно проблема достигла апогея, и третью часть желудка посчитали ненужной. Родственник выздоровел, но только не головой, – в неё пришла очередная идея самоубийства. Если при первом способе горемыка думал уснуть и не проснуться, то при втором решил пропустить сквозь себя разряд тока. И подумав, чтоб наверняка, пошёл в трансформаторную будку. – Святик тогда слушал, не веря, что такое в принципе возможно. Ну, неужели человек может поступать настолько безрассудно. – А родственник возьми и опали себе руку на процентов шестьдесят (и как мать сказала, получил ожог третьей «Б» степени). Позже Святик заинтересовался, и полез в мед-литературу. Там говорилось, что это тяжёлая степень, – и чем обширнее занимаемая ожогом площадь, тем длительнее выздоровление. При его ожоге требовалась пластика кожи, но родственник сразу отказался. Ожоги этой степени заживают долго, – раневая поверхность начинает восстанавливаться с периферии, т.к. вследствие повреждения росткового слоя кожи заживление идет не по всей поверхности раны, а только с краев.
Родственник-то выжил. Да, он выжил снова, и снова взялся за своё. Это уже можно будет назвать «хобби»…
Над третьим способом он стал думать. После первого его поставили на учёт к психиатру. После второго спросили, не пытался ли он повторить попытку самоубийства, а так как он в психушку не желал, то дал отрицательный ответ. И теперь, когда он таки не отступая от поставленной цели, рассуждал над вопросом, как дальше быть, искал способ более приемлемый на случай несостоятельности смерти, чтоб его не заподозрили бдящие психиатры. Мысль вскрыть вены не рассматривалась – уже понятно, – но никто не исключал потерю крови. Для злодеяния он уединился на дачи родителей. Тем временем с другого конца города, по иронии судьбы ехала на дачу его мать. Родственник ввёл себе в вену иглу, дав свободную течь. Улёгся поудобнее на диване, свесив на пол руку… Так его мать и обнаружила. На этот раз он психушки не избежал. Родственничек не предвидел того факта, что игла введённая в вену затромбируется, и он перестанет истекать кровью. А прежде он всё-таки потерял сознание и, как оказался в больнице – не знал.