© Литвинова А.В., 2022
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022
Ей часто хотелось выбить из головы все мысли, выпасть из мира. И когда разгонялась на электросамокате до максимальной скорости, это получалось.
На личный транспорт Лия копила полгода. Хранить средство передвижения приходилось в сарае – грязь в комнате квартирная хозяйка разводить запрещала. В холодные ночи девушка беспокоилась, бегала, укрывала любимца старым одеяльцем. И гоняла на самокате в любую погоду – хоть в дождь, хоть в морозы. Впрочем, в Целебноводске за суровую зиму и легкий снежок почитают.
Лия по происхождению «ма-асквичка» (как подкалывали ее местные). Но с одиннадцати лет в интернате, и в столице ничего не держало. Сразу, как медучилище окончила, подалась на юга. В Краснодарском крае не понравилось. Летом жара адская, толпы, на работе пахать приходится в три смены. Зимой – ледяная сырость с моря, отдыхающих ноль, и зарплата резко падала. В Целебноводске, на Ставрополье, показалось комфортнее. «Курортных волн» нет – народ круглый год водичку попивает. И климат мягче.
Считалось, что в хороший санаторий устроиться здесь можно только по протекции, но Лия путь от социального, с вредными бабками, до лучшей в городе пятизвездки «Исток совершенства» прошла без всякого блата. Хороший специалист сам себя продаст. Иных коллег отдыхающие раздражали, а ее, наоборот, азарт разбирал: как даже самую противнющую старушенцию умаслить, чтоб гнев на милость сменила? Оказалось, всего-то и надо: с улыбкой про здоровье осведомиться, спросить, комфортная ли водичка, после процедуры полотенце подать с видом, будто ты гардеробщица, а пациентка королева. Ну и процедуру, душ Шарко, не просто делать по всем правилам, но чего-то от себя добавить – например, массаж пяток горячими водяными струями.
Лия почти всегда улыбалась. Людям нравилось – прозвали «солнышком». И самой помогало: забыть про пустоту, что внутри.
Вот и сегодня с утра – мимоходом, по пути на работу, ослепила соседа Левушку (диковатого частного экскурсовода), бабу Пашу (та с раннего утра сидела у курортного парка, продавала орешки) и нескольких курортниц.
Сосед сразу приосанился, живот втянул, баба Паша сунула горсть чищеных грецких, а курортницы восторгаться начали: удивительно, мол, среди вечно хмурых местных приветливую девушку встретить.
Народ на Ставрополье, действительно, без дела зубы скалить не любит.
Лия, когда перебралась в Целебноводск, тоже поначалу ежилась под неулыбчивыми взглядами аборигенов. Но со временем разобралась: тут почти у всех кабардино-балкарские корни, и радостные гримасы попусту строить гордый народ не приучен. Зато если признали тебя своей – из любой беды вытянут. Пусть и без улыбки.
Когда Лия (молодая, симпатичная и одинокая) собиралась перебираться на Кавказ, все отговаривали:
– Утащат тебя в горы! Снасильничают!
Однако ж хоть и улыбалась почти всем встречным, и юбку короткую иногда надевала, а никто не трогал.
Как тот же сосед-экскурсовод говорил:
– Наш мужик чует – кого можно, кого нельзя.
Сам он давно предлагал – руку, сердце и роль помощницы в своем бизнесе, но Лие толстый Левушка совсем не нравился, поэтому категорически отказывалась: и от частной экскурсии, и даже от чашки чая в уличном кафе.
Семья, отношения – не для нее. От мужчин – даже самых с виду положительных – всегда ждала подвоха. Это еще с детства. Отец и брат отучили сильному полу верить.
…По узкому участку улицы, где полно пешеходов, Лия вела электросамокат «в поводу», но едва входила в курортный парк, разгонялась от души. Кайф неописуемый: несешься, в лицо хрусткий горный воздух, волосы развеваются, вороны (их в Целебноводске немерено) вслед орут.
Обычно затыкала уши громкой музыкой, для полного отрыва, но вчера забыла сунуть гаджет на зарядку, поэтому мчалась сегодня исключительно под свист ветра. И когда ехала мимо фонтана влюбленных, услышала истеричное мяуканье.
Притормозила, спешилась, подошла. Воду давно спустили – на дворе ноябрь. Глубина – метра три. И со дна вопит-надрывается мелкий котенок. Совсем малыш, лапы разъезжаются, но голос громкий, недовольный.
Зеваки (в основном пожилые курортницы) ахают:
– Кто ж тебя туда закинул, милый?!
А единственный среди зрителей мужчина – вполне себе молодой и спортивный – видеосъемку ведет, как животное по пустому фонтану в отчаянии носится.
Лия сразу к ютьюберу (или кто он там). Мышцы лица растянула в привычной улыбке, предложила:
– Достанем?
– А вылезать как?
– Придумаем, – беспечно отозвалась она.
– Не, я подтягиваться не умею.
Хотелось высказать, кто он есть, но жизнь на Кавказе приучила: язык придерживать. Молча отвернулась. Скинула куртку, положила на парапет. С сожалением поглядела на ногти (маникюр только вчера сделала). И прыгнула.
Котенок, несчастный, одинокий, саму себя напомнил – тоже никому не нужную. Так что и думать нечего, как потом выбираться, – надо помогать.
Но благодарности не дождалась – котейка от своей спасительницы бросился прочь, а когда смогла загнать в угол – выгнул спину, оскалился, зашипел.
– Бешеный! Лучше не трожь! – крикнул сверху ютьюбер.
Лия попыталась схватить звереныша за шкирку – извернулся, ускользнул, мечется, огрызается. Она бегает за ним, но животное шустрее. Да не просто удирает – цапнуть пытается.
Бабуси-наблюдательницы причитают:
– Боится он, бедненький! Тебе б его подцепить чем!
Но тут подошел пожилой густобровый смотритель. Загрохотал:
– Куда залезла?
– Котика она спасает! – вступились болельщицы-бабки.
Пожилой кавказец безжалостно хмыкнул:
– Всяко сдохнет, беспризорник.
А Лия – очень кстати – вспомнила дядечкино имя – городок-то маленький, знакомых полно. Улыбнулась:
– Дядя Бийберт, да он не скоро сдохнет. Еще пару дней может орать. Вам же курортники и будут мозг выносить! У вас есть что-то типа сачка?
– Да принес я. Только не справишься ты. Тяжелый он.
Протянул сачок – Лия едва не выронила. А неудобный какой – пока взметнешь, кот пять раз убежать успевает.
Но все-таки умудрилась: загнала в угол. Завопила диким голосом – котейка в страхе уши прижал. И захлопнула мышеловку. Бабки горячатся, советы дают:
– Теперь держи крепче! Рукой прихвати! Смотри, чтоб не цапнул!
Трус-ютьюбер с возбужденным лицом бегает, ракурсы выбирает. Еще несколько челов подошло, глазеют. И ни одна сволочь даже не пытается спрыгнуть, помочь. Вот и думай: какой вообще в мужиках смысл?
С трудом подняла на вытянутых руках тяжеленный сачок – котенок болтался внутри. Выпустила страдальца. Бабки пытались сюсюкать – оскалился, зашипел, кинулся прочь. Сейчас посыплются очередные советы – за что хвататься, как вылезать. Но дядя Бийберт деловито сказал:
– Приступочек видишь? Туда иди.
Как раньше не заметила? Очень даже опция – забралась на него и сразу сэкономила метр. Подпрыгнула, ухватилась за кромку фонтана, подтянуться не смогла, позорно сорвалась. Но тут уж мужики снизошли. Велели прыгать еще раз, подхватили, вытащили. Ноготь, правда, все равно сломался. А джинсы все в пыли и на коленке ободранные.
Бабки квохчут, хвалят. Одна все порывалась интервью брать о ее героизме – для местной газеты. Ютьюбер тоже подвалил:
– Телефон свой давай.
– Зачем тебе?
– Видео скину. Круто получилось. Смонтирую, музычку добавлю из «Звездных войн». В сториз выложишь – звездой станешь!
Лия – практически местная, тертый калач – номер свой на улице сроду никому не засвечивала. Но в социальной сети, тут парень прав, подвигом похвастаться надо – так что, в виде исключения, десять цифр продиктовала.
И только потом взглянула на часы. Ничего себе: уже семь пятьдесят шесть. А ровно в восемь ей надо на проходной отметиться. Пришлось взбаламутить чинное утро Целебноводска: выжимала из самокатика максимум, пешеходы шарахались, машины гудели. Санаторий у них живет по суровым законам: не явилась вовремя – тысяча рублей штраф и гневное назидание от начмеда.
К проходной подлетела в критические семь пятьдесят девять и сорок секунд. Вроде бы шансов нет. Но пожилой охранник дядя Макс тоже симпатизировал улыбчивой медсестре. Поджидал на улице, у сторожки – где надо было отмечать пропуск. Выхватил из рук магнитную карточку, рванул внутрь, приложил к считывателю, выдохнул:
– Ф-фух. Успел.
– Спасибо, дядечка Максичек!
Но у прибора отметиться – еще полпроблемы.
Быстренько припарковала самокат, рысью к себе, в душевое. Давно замечено: когда приходишь с запасом, первые пациенты вальяжной походкой являются часиков в девять. Но сегодня – закон подлости в действии – на диванчике уже сидела склочная на вид дама в белоснежном махровом халате и с огромной сумкой «Шанель». Тетя Люся, уборщица, суетилась – подавала травяной чаек, предлагала кислородный коктейль, – но пациентка надменно отмахивалась:
– Не надо мне ничего!
Увидела встрепанную Лию, напустилась:
– Уже пять минут вас жду!
– Простите. Форс-мажор.
– Вот что за страна! Вроде пять звезд у гостиницы, а сервиса все равно никакого, – продолжала возмущаться.
Даме лет пятьдесят с хвостом, лицо улучшено-закачано-перепахано так, что кукла прямо вылитая. Лия – с ее природной свежестью и натуральным румянцем – таких всегда раздражала. Но тем интереснее вину загладить и пациентку обаять.
Спросила дружелюбно:
– У вас следующая процедура когда?
– Тебе-то какая разница?
– Если не очень спешите, могу двойной Шарко сделать. В качестве компенсации за неудобства.
Глаза кукольной тети блеснули торжеством. Лия всегда удивлялась: цена на душ, в сравнении с более современными и модными усладами, – практически копейки, шестьсот рублей. Но пациенты бьются за каждую минуту насмерть. Однажды целый скандал ей устроили: склочный дядечка утверждал, что песочные часы «подкручены» и по факту его каждый день обделяют. До начмеда дошел, вместе явились – внезапно. Сравнивали время по таймеру. Когда все сошлось до тютельки – извиниться даже не подумал.
У молодящейся дамы в медицинской карте – процедур на сто тысяч, а сумка от натуральной «Шанели», как объяснили Лие старшие медсестры, стоит сумасшедшие евро. Но поди ж ты: обрадовалась. Кивнула милостиво:
– Ладно. Так и быть.
И царственно пошагала в душевое.
Лия мухой бросилась в раздевалку, одежду оставила на полу, сломанный ноготь, чтоб не мешал, откусила – только бы пациентку больше не задерживать. Но когда заглянула в предбанник – тетя еще только раздевается. Под халатом зачем-то и бюстгальтер, и майка с кружевами. Шлепанцы на каблучках и с пушистым помпоном.
Вот блин. Опять проблема. Под душ в таких не встанешь, помпон облысеет. А тряпочные санаторные тапочки – жутко скользкие. Опытные пациенты приносили собственную пластиковую обувь – пусть не гламурную, но устойчивую. Но куколка, конечно, обрядилась в одноразовые.
Лия предупредила:
– Вы только осторожно. Там плитка. И напор воды сильный.
Отмахнулась:
– Справлюсь.
Но едва медсестра включила душ, попросила приподнять стопу – чтобы помассировать водяной струей пятку, – тапочку с ноги сорвало, унесло.
– Совок – он и есть совок, – пригвоздила пациентка. – Все у вас через ж… – Пинком сбросила вторую тапку. Проворчала: – Еще грибок тут подцепишь.
– Могу принести шлепки, – предложила Лия.
– Свои? – ухмыльнулась красавица.
– Нет. Новые.
Несколько раз говорила начмеду: нужно что-то решать со скользкими тапками, но вопрос уже который месяц на рассмотрении. Так что пока за собственные средства купила на городском рынке несколько дешевых, но устойчивых пар – специально для таких склочников.
Куколка отмахнулась:
– Ладно! Давай работай уже. А то до ночи тут у тебя проторчишь.
Прочно угнездилась на кафеле босыми ногами, фигура ядреная – чисто памятник «Колхозница» с ВДНХ, несмотря на все великосветские понты.
Лия сделала напор побольше и сосредоточилась на проблемных зонах дамочки. Когда увлекалась, без разницы, что клиент противный, – все силы прилагала, чтобы максимально разбить целлюлит и обрисовать водяной струей талию.
Куколка послушно, по команде, поднимала и опускала руки, поворачивалась то одним, то другим боком, а когда удвоенный Шарко завершился, снисходительно сказала:
– Считай, что отмазалась.
Но чаевых все равно не дала.
Лия вышла из душевой. Уборщица тетя Люся встретила сочувственным вопросом:
– Как у тебя только терпения хватает на таких?
– Железная воля, – улыбнулась медсестра.
Она давно привыкла носить броню и никому о собственных переживаниях не рассказывать.
– Чего опоздала-то?
– Самокат не заводился.
– Ох, зачем он только нужен тебе! Ездила бы, как все, на маршрутке.
Тетя Люся вечно пыталась загнать Лию под каноны как надо, но медсестра рьяно отстаивала свободу. С какой стати посторонняя тетя (пусть и милая) будет ее жизни учить?
Достала – под укоряющим взглядом уборщицы – энергетический напиток.
– Да что травишь себя! – привычно запричитала та. – Давай коктейль кислородный!
– Сами эту гадость пейте, – Лия с наслаждением глотала бодрящую смесь кофеина, таурина и гуараны. – Спросила: – Какие новости?
– Булочки с корицей сегодня знатные.
Персонал кормили тем, что курортники не доедят, но выпечки, да еще когда вкусная получалась, обычно не оставалось, а у Лии с кондитером Али дружба, так что понятно, к чему разговор.
– Сейчас сгоняю. Выпрошу, – пообещала медсестра.
– И в процедурный по пути загляни, – загадочно улыбнулась тетя Люся.
– Зачем?
– Там такой кадр! Вчера вечером заселился, девочки угорают с него. На бровях уже второй день. Ночную смену пытался шампанским поить. С утра у него капельница, пришел уже «тепленький», спрашивает: «Ничего, что я пьяный?»
– Выгнали? – заинтересовалась Лия.
– Нет. Специально к начмеду ходили, она сказала: мексидол или мельдоний в состоянии алкогольной интоксикации нельзя. А озон – ничего страшного. Так что лежит, капается. И песни поет.
– Да ладно. А народное возмущение?
В процедурке несколько кушеток, и пациенты вечно грызутся – то канал не поделят по телевизору, то кто-то по телефону посмел громко поговорить. А тут пьяный, да еще поет.
– Даже взрослым тетям нравятся красивые хулиганы, – хмыкнула уборщица.
Ладно, посмотрим – хоть что-то новенькое в череде болезненных старичков и дрессированных мужей. Но булочки, безусловно, важнее.
Прибежала на кухню. Повар поманил в закуток, куда видеокамеры не доставали, заулыбался:
– Целых три тебе отложил.
– Дядечка Али, ты такой классный, спасибо тебе огромное! Приходи на Шарко, я сегодня до шести.
Положила источающий ароматы бумажный пакет в рюкзачок – ее ноу-хау. Когда с сумкой по корпусу идешь, сразу подозрительные взгляды. А если у тебе к спине прицеплена небольшая емкость – начальству в глаза не бросалось.
В процедурке обычно медицинским спиртом пахнет, а сегодня прямо с порога запах хорошего коньяка шибанул. Но никакого красавца – на кушетках одни молодящиеся старушки.
– Где?
– В барокамере. Сморило его там, – шепнула процедурная сестра. – Такой хохмач! Нелька с ингаляций прибегала, рассказывала. Она прибор заряжает, а он ей: «Можно ли, пожалуйста, мне дышать не шалфеем, а коноплей?» К тебе тоже придет. Жди.
Лия над пьяным красавцем собиралась чисто поржать. Но остальных сотрудниц санатория (в большинстве своем незамужних) незнакомец заинтриговал чрезвычайно. Тетя Люся (в ее-то пятьдесят и с пьющим сожителем чего мечтать о столичных красавцах?!) в азарте собирала информацию из бухгалтерии и отдела бронирования. Экстравагантному пациенту оказалось 35 лет. Москвич. Не женат. Место работы – «индивидуальный предприниматель». Имя, только подумать, Борей! Тут уж и Лия заинтересовалась, спросила у интернета – оказалось, сын каких-то Астреи и Эоса, божество холодного северного ветра. Живет – один – в двухкомнатном люксе. Процедур набрал самых дорогих. Денег, видно, хренова туча – Юлия Карловна, их суровый начмед, стелется перед ним конкретно, даже когда Андрей Малахов приезжал, и то меньше прыгала.
Лие хотелось, когда между клиентами паузы, спокойно початиться в интернете, но тетя Люся твердо вознамерилась представить товар – молодую медсестру – лицом. Совала пилочку, заставляла привести сломанный ноготь в порядок. Пробник блеска для губ от косметологов принесла.
– Да плевать мне на вашего Борея! – отбивалась девушка.
Но когда вертлявая Милка с барокамеры похвасталась, что пациент ей целую тысячу чаевых презентовал, упрямиться перестала.
И даже заплела, вместо обычного хвоста, косичку «колосок».
После обеда принц, наконец, явился.
Лия из подсобки услышала хорошо поставленный бархатный голос:
– Добрый день, девочки! Возьмете меня шарконуться?
Хмыкнула: надо запомнить словечко, пригодится – ей-то, сотруднице душа Шарко!
Странно только, почему голос знакомым кажется? Выглянула в щелку. Поначалу не узнала. Красавец. Атлет. Лицо породистое. Губы секси. И никакой надменности, свойственной богам. На тетю Люсю (а ей реально до пенсии пара лет!) смотрит ласково – та сразу взбудоражилась, улыбается, суетится: пожалуйста, присядьте, а не хотите ли чаю травяного?
А в глазах, на первый взгляд чужих, что-то неуловимо родное.
Пригляделась внимательнее – и в страхе отступила.
Разве может вернуться тот, кто умер?
Он очень, фатально, разительно, изменился. Но еле заметный шрам на левом виске остался. И улыбка прежняя – одновременно хамская и беззащитная.
Боже мой. Это не может быть Борька. Но это все-таки он.
Ее старший, единокровный, брат. Хотя Лия его много лет назад похоронила.
Считается, что дети себя с трех лет помнят, но у Лии самая первая картинка гораздо раньше: деревня, двор утопает в снегу, и она – босиком. Пятки обжигает лютым холодом, каждый новый шаг – слезы. Борька тоже здесь, в воспоминании. Защищает ее, кричит: