Читать онлайн
Бесконечность

Джакомо Леопарди
Бесконечность

Бесконечность

Всегда мне милым был пустынный холм
И изгородь, что горизонт последний
У взгляда забрала. Сижу, смотрю –
И бесконечные за ней пространства,
Молчанья неземные, глубочайший
Покой объемлю мыслью – странный холод
Подходит к сердцу. И когда в траве
И в кронах с шумом пробегает ветер,
Я то молчанье дальнее сличая
С сим близким гласом, постигаю вечность,
И время мертвое, и этот миг
Живой, и звук его. И посреди
Безмерности так тонет мысль моя,
И сладко мне крушенье в этом море.

К Луне

О дивная луна, я вспоминаю:
Уж год прошел с тех пор, как безутешный
Я поднялся на этот холм, чтоб снова
Тебя увидеть. И тогда, как ныне,
Ты этот лес сияньем наполняла.
Но зыбким и расплывчатым от плача,
Что встал в моих глазах, мне показалось
Твое лицо. Мучительной и горькой
Мне жизнь была. И есть: так ей угодно,
Моя луна. И все же мне отрадно
Воспоминанье. Этой скорби возраст
Мне дорог. В молодости, там, где краток
Путь памяти и долог путь надежды,
Нам сладко вспомнить о вещах прошедших –
Пусть горечь длится и живет страданье.

Вечер праздничного дня

Ночь до глубин прозрачна, ветер дремлет,
И, тихая, в садах и над домами,
Стоит луна и каждый обнажает
Вдали уснувший холм. О, дорогая,
Уже молчат тропинки, на балконы
Ночной лампады проникают блики.
Ты спишь, застигнутая сном летучим
В спокойных комнатах; тебя не мучит
Тревога; и не ведаешь, не видишь,
Какая рана в сердце обнажилась
Моем. Ты спишь. Я к небесам, что с виду
Так благостны, в смятенье обращаюсь;
К природе этой древней, всемогущей,
Что создала меня для бед. «Надежды
Я не даю тебе, – она сказала, –
Очам твоим светиться лишь слезами».
Вот праздник отшумел: от развлечений
Ты отдыхаешь и во сне припомнишь,
Скольких пленила ты и кем пленилась
За этот день – ко мне не повернешься
Ты в мыслях. Между тем я вопрошаю,
Сколько осталось жить мне, и, к суровой
Земле припав, рыдаю. О, жестоки
Дни лет моих зеленых! Различаю
Невдалеке звук одинокой песни
Ремесленника, что порой ночною
Бредет с гулянья в свой приют убогий –
И так мучительно сожмется сердце,
Когда подумаю, что все проходит
И остывает след. И вот уж в прошлом
День праздника, и вслед ему влачится
Обычный день. С собой уносит время
Событья все. Где ныне оживленье
Народов древних? Ныне где победный
Клич славных предков? Рим великий, где ты?
Где блеск былой и где твое оружье,
Гремевшее на суше и на море?
Безмолвие. Покой. Все отдыхает.
Мир спит, и о былом уже нет речи.
В начале дней моих, где каждый праздник
Был счастьем, – после, когда счастье гасло,
Я мучился и, смяв перины, долго
Заснуть не мог. И поздней ночью песня,
Звучавшая со стороны дороги,
Вдаль уходя, как будто умирая,
Как ныне, так же мне сжимала сердце.

Сон

Светало. Первый луч, пройдя сквозь ставни,
Прокрался осторожно в мягкий сумрак
Дремавшей комнаты моей. И в миг,
Когда тонка граница сна и яви,
В тончайшем сновиденье мне предстала
Та, что была причиной горьких слез
Моих – любовью послана сначала
И после отнята. Теперь живой
Она казалась мне, но не счастливой,
И, положив мне руку на чело,
Вздохнув, «Живой? – сказала. – Не забыл
Еще о нас?» –
Откуда ты? И как
Вошла сюда? О сколько, сколько раз
Я вспоминал тебя! А ты наверно
О том не знала, и от этой мысли
Мне боль моя была еще больней.
Но не затем ли ты пришла, чтоб снова
Меня покинуть? Страшно. Говори!
Ты прежнею осталась? Что-то мучит
Тебя? –
«Ты спишь. Забвения туман
В твои проникнул мысли. Я мертва.
Меня ты видел много лун назад
В последний раз».
От голоса ее
Внутри меня всё сжалось. А она
Так продолжала: «Я ушла во цвете
Лет, когда жизнь прекрасна и душа
Доверчива – не знает ни тщеты,
Ни тлена. В сущности немного надо
Пути, чтобы она, поняв обман,
От бремени земного захотела
Освободиться. Но горька безмерно
Смерть юным нам, когда хоронит рок
Ярчайшую надежду и о том,
Что тяжек жизни путь, душа не знает,
Слепой птенец». –
О бедная моя,
Молчи, молчи, ты сердце ранишь мне!
Так значит, ты мертва, а я живой,
Любимая моя, но как поверить:
Живою болью дышат все слова
Твои, а я похож на хладный труп.
Так что же смертью мы зовем? – Быть может,
Сегодня к этой тайне приобщусь,
Склонив пред роком светлое чело?
Да молод я, но молодость моя
Во мне, как старость, чахнет, о которой
Со страхом думаю, хоть очень мало
Цвет дней моих отличен от нее. –

Она: «Для слез мы родились, и счастье
Живым не улыбнулось нам, и небо
Бедою нашей насладилось вдоволь».

Тут я решился: – Видишь, до сих пор
Оплакиваю я твою кончину
И в сердце боль храню. Молю, ответь:
Ко мне, любившему тебя, хоть раз
Испытывала ты любовь иль жалость,
Пока жила? Все дни тогда и ночи
Метался я меж страхом и надеждой,
И ныне от сомнений бесполезных
Почти без сил. Когда, хотя б однажды
Сочувствовала ты несчастной жизни
Моей, не утаи, пусть эта память
Со мной пребудет, если нашим дням
Продлиться не дано. Она в ответ:
«Утешься, бедный! И тогда, как ныне,
Ты близок был страдающей душе
Моей. Оплакивать меня не надо». –
Несчастий ради наших, и любви,
Терзающей меня, и незабвенной
Мечты, и юности, – воскликнул я, –
О дорогая, дай мне прикоснуться
К твоей руке! – Спокойно и печально
Она мне руку подала. Губами
Я прикоснулся к ней, потом прижал
К груди, дрожа от нежности и муки.
Лицо испариной покрылось, голос
Пресекся, всё плыло в моих глазах.
Тогда она, так глубоко и нежно
В них заглянув, сказала: «Что с тобой?
Забыл ты? Красота моя прошла.
И ты напрасно, от любви сгорая,
Дрожишь. Теперь прощай! И наши души,
И наши оболочки никогда
Уже не встретятся. Ты для меня
Никто отныне. И твои обеты
Разрушил рок».
И вскрикнув, как от раны,
Я весь в слезах проснулся. Но она
Еще на миг осталась и в неверных
Лучах зари стояла предо мной.

Одинокая жизнь

Дождь утренний стучится осторожно
В мое окно; во дворике хохлатка
Бьет крыльями; селянин хлопнул ставней,
Глядит на поле; солнца луч, сквозь капли
Пройдя, дрожит; я поднимаюсь тоже
И выхожу, и стайки облаков,
И первый посвист птиц, и свежесть утра,
И луг смеющийся благославляю.
Но не забыл и вас, глухие стены
Угрюмых городов, где ходят парой
Тоска и ненависть, где я живу,
И мучусь, и умру наверно скоро.
Здесь как-никак сочувствия немного
Я нахожу в природе (ведь когда-то
Она меня любила). Всё ж и ты,
Природа, от несчастных отвращаешь
Свое лицо – приятней и разумней
Довольствию и счастию служить.
Что ж делать тем, кто брошен был тобою?
И кто поможет им, если не смерть?

Порою на холме уединенном
У озера сижу, где встали кругом
Деревья молчаливые, смотрю:
День близится к концу, на гладких водах
Рисует солнце свой спокойный лик.
Не шелохнется ни трава, ни листья,
Ни вскинется волна, в траве цикада
Не засвистит, не шевельнется в кроне
Ночной вьюрок; ни звука, ни движенья
Не различишь ни рядом, ни окрест.
Покой объемлет эти берега.
Так, замерев, сижу и забываю
Мир и себя. Как будто не мои –
Упали руки, никакая сила
(Так кажется) не может их поднять,
И древний их покой сродни как будто
Царящей в этом месте тишине.

Любовь, любовь, из пламенной груди
Моей когда-то вылетела ты.
И сразу же своей рукой холодной
Ее сдавило горе, превратив
В лед посреди весны. Еще я помню
То время невозвратное, когда
Во мне жила ты. Этот скорбный мир
Ты озаряла, предвещая сердцу
Такую радость, что оно пускалось
Едва ль не в пляс – так к тяжкому труду
Сей жизни мы вначале приступаем
Как к танцу иль игре. Но лишь тебя,
Любовь, приметил я, как рок вмешался,
Разрушив всё. Очам моим остались
Одни лишь слезы. Если на заре
У берегов веселых, где на солнце
Сияют ветлы, хижины, холмы,
Мелькнет лицо селянки молодой,
Иль летней ночью путника встречаю,
Бредущего на огонек, иль слышу
Той, что, за долгий день не утомилась
И за полночь над прялкою сидит,
Напевы плавные, – воспрянет вдруг
И затрепещет каменное сердце,
Но чрез мгновение железным станет.
Нет, нежность не живет в душе моей.

О ты, луна, в чьих медленных лучах
Танцуют зайцы на лесных полянах
(Наутро след не разберет охотник
И отойдет ни с чем). Здравствуй, благая
Ночей царица! Твой холодный луч
Сходил в овраги, сумрачные чащи,
Развалины, блестел, предупреждая,
На острие клинка, когда разбойник,
Заслышав скрип колес и конский топот,
Бросался с криком, леденящим кровь,
На путников усталых. Среди улиц
Ночного города встречала ты
Повесу, что преследуя упорно
Тень вожделенную, вдоль темных стен
Всё крался, словно тать, пугаясь окон
Светящихся, балконов и террас
Открытых. Сколько раз твой белый свет
Помехой был ему! Твои лучи
Враждебны злу, а мне всегда подругой
Была ты и склонялась благодушно
Над берегами этими, холмами
Счастливыми, просторами лугов.
И я, хоть и невинен был, но тоже
Порой корил тебя, когда прохожим
Меня ты выдавала невзначай.
Теперь хвалю всегда: средь облаков ли
Плывешь ладьей, иль светлая с полей
Надмирных смотришь на людское горе.
Не раз еще меня увидишь здесь:
В лесах брожу ли, на лугу ль уснувшем
Сижу средь тихих трав; дыханье слышу
Свое и сердце – и уже доволен.

Победителю игры в мяч

Бессмертья вкус и славы зычный голос,
О юноша, изведай!
И сколь почетней праздности цветущей
Трудная доблесть. Не остынь. С победой
Не расставайся – чтоб всегда боролась
С рекою времени, тебя влекущей,
Твоя отвага. Не забудь: предела

Высокого пусть жаждет дух. Взывают
К тебе арена гулкая, трибуны –
То славы глас: яви бессмертье тела!
Тебя, чьи силы и порывы юны,
Зовет земля родная
Дерзать, триумфы древних возрождая.

Варварской кровью в славном Марафоне
Не обагрил десницы
Тот, кто атлетов обнаженных, поле
Олимпии, лихие колесницы
Зрел без волненья; пальмам и короне
Кто не завидовал. А кто дотоле
Омыл в Алфее взмыленные крупы
И гривы пыльные коней победных,
Тот греческие копья и знамена
Вел твердо на мидян, что бросив трупы,
Бежали, сгрудясь. Тот запомнил стоны,
Потрясшие когда-то
Край рабский, лоно пышное Евфрата.

Пустым назвать ли то, что разжигает
В нас доблести природной
Спящие искры, превратив дыханье
Чахнущей жизни в пламень благородный,
Пусть бренный? С той поры, как погоняет

Феб скорбные колеса, что деянья
Людей, как не игра? Не столь же тщетной
Реальность создана? Самой природой
Даны нам милые обманы – теней
Счастливых мир. А там, где беспросветной
Тьмой изгнан дух высоких заблуждений,
Там в бледном прозябанье
Нашли замену славе и дерзанью.

Быть может, день настанет – на руины
Громад, глядевших строго,
Придут стада, и плугу подчинится
Земля семи холмов. Может, немного
Солнц минет – павших городов равнины
Освоит осторожная лисица,
И мрачный лес поднимется стенами
Среди развалин, если рок позволит –
И скорбное родной земли забвенье
Начнет, как сон, овладевать умами,
И близкого не отведет крушенья
Милость небес, щадящих
Нас, ради прежних подвигов блестящих.

Жить после смерти Родины – о бремя
Печальное! С призваньем
Твоим ты б славен был, когда сияла
Она своим венцом. Теперь стараньем
Нашим и рока он утрачен. Время
Уже прошло. Величия не стало.
Но, мальчик, для себя – возвысься духом.
Что наша жизнь? Достойна лишь презренья.
Блаженна лишь, когда, забыв о роке,
Себя забудет и не мерит слухом
Ущерб часов и дней в гнилом потоке;
Когда, достигнув края
Леты, вернется, землю узнавая.

Последняя песнь Сафо

Ночь мирная, и плавно заходящей
Луны безвинный луч, и ты, что всходишь
Над лесом молчаливым горных склонов,
Звезда рассвета – милые виденья,
О, я любила вас, пока не знала
Страстей и рока. Больше не волнует
Мне чувств отчаявшихся сон ваш мягкий.
Теперь другая радость нам знакома:
Когда через открытые пространства
И потрясенные поля несется
Волна пылящая ветров и с громом
Кронид промчится в тяжкой колеснице,
Над нами темный рассекая воздух.
Средь туч, вошедших в горы и ущелья
Глубокие, мы бродим. Нам отрадны
Большое бегство стад ошеломленных
И вдоль брегов аккорды
Реки, поднявшей волн взбешенных орды.

Дивен твой плащ, о небо, и прекрасна
Земля в твоих дождях. Несчастной Сафо
Судьба и боги ничего не дали
Из этой красоты. И в бесконечных
Твоих владеньях, о природа, стыну
Любовницей отверженной и гостьей
Непрошеной и тщетно обращаю
Глаза и сердце к безупречным формам.
Здесь все не для меня. Не мне кивают
Вершины буков, не со мной смеется
Рассветный луч, и пестрых птиц напевы
Не мне звучат. И там, где гибким ивам
Ручей блестящий мирно подставляет
Прозрачную струю, – там только пену
Шипящую он мне швыряет в ноги
И прочь несется с гиком,
Душистый брег толкая в бегстве диком.

За грех какой, в каком существованье
Я проклята была – что так жестоки
Ко мне и небеса и лик фортуны?
В чем провинилась в детстве, там, где горя
Не знает жизнь, – что, юности цветенья
Не испытав, печально обернулась
Вокруг веретена надменной Парки
Нить темная судьбы? – Неосторожны
Твои слова. По тайному веленью
Все, что назначено, свершится. Тайно
Все в мире. Явна только боль. Для плача,
Презренные, мы рождены. Причину
Спроси у звезд. О нежность, о надежды
Зеленых лет! Не сущностям – подобьям
Ты, Зевс, царить среди людей назначил –
Пустым подобьям. Подвиг, вдохновенье,
Искуснейшая лира –
В одежде нищей не прельщают мира.

Умрем. Хламиду жалкую откинув,
Нагая, устремится в царство теней
Душа – превозмогая беспощадный
Указ судьбы, вслепую раздающей
Обличья нам. А ты, к кому толкала
Меня любовь несчастная и вера,
Упрямая и долгая, попробуй
Прожить счастливо – если только смертным
Дается счастье на земле. Мне не дал
Отведать дивной влаги из сосуда
Скупого Зевс. И как один погибли
Сны и обманы детства. Самый светлый
День нашей жизни исчезает первым.
Подходят старость, и болезнь, и призрак
Холодной смерти. Кончено. Из стольких
Тщеславных снов и сладостных ошибок
Остался Тартар мне, богини мрака
Нрав бешено-ревнивый,
Ночь властная и берег молчаливый.

.

К весне, или об античных преданьях

Не потому ль, что солнце

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.