Читать онлайн
Воля вольная

Виктор Ремизов
Воля вольная

роман

1

Генка распутал веревку, завязал за вбитый кол, натянул, проверяя, и направился к лодке. Старая разбитая «обяшка» покачивалась у берега. На носу рыжей кучей веревок и поплавков громоздился невод. Гремя пустыми бортами, вставил весла и кормой вперед неторопливо погреб на струю. Невод широко пополз с носа, зашуршал-забренчал о край, груза с хлюпаньем и брызгами падали в воду. Утреннее солнце как раз выглянуло из-за горы и начало пригревать. Налипший на стланях ледок мокро топился в лужицы.

Не спешил, легко опускал в прозрачную воду грубо тесаные листвяжные весла и время от времени оборачивался за спину, обметывая яму.

Весь август так же вот рыбачили они с сыном. Генке тогда как будто все равно было – много там рыбы, мало. Заводили, вытягивали на мелководье, Мишка заходил в невод, выбирал отчаянно бьющихся пузатых самок и бросал на берег отцу, а он, зажав дымящуюся сигарету углом рта, вспарывал мягкое, тонкое понизу серебряное брюхо. Живые еще, фиолетово-мясные ястыки[1] бросал в таз, рыбу в воду. Уже безвольную и едва шевелящуюся ее уносило течением.

То было в августе, возле поселка и ради денег. Сейчас Генка ловил далеко в тайге на своем охотничьем участке и не на икру, а рыбу на промысел. Ему важно было, что он там зацепил, и он нет-нет косил глаза на веревку, привязанную за нос. Она тяжело уже натянулась, вибрировала, дуга поплавков напряженно плясала по рябой зелени воды, охватывая все улово[2]. Генка сильнее налег на весла и потянул к берегу.

В сужающемся овале невода метались темные спины. Уйти можно было только через верхний урез, через поплавки, для этого надо было подняться и показать себя, но как раз этого рыбы боялись и продолжали тупо рваться сквозь прочную ячею. Перескакивали самые отчаянные, но таких находилось немного. Остальная разноперая ватага – серебряно-розовые гольцы, полосатая тяжелая кета, обитатели таежных ключей вольняшки-хариусы – перепуганной толпой упирались в мотню и держали невод, помогая рыбаку маятником сваливаться к берегу и окружать самих себя.

Генка всегда удивлялся – развернулись бы вниз по течению, все бы и ушли, и ничего бы он не сделал. Даже вместе со всей его снастью легко ушли бы, вон их там сколько. Но они не смели нарушить не ими установленные законы, и Генка, чувствуя неподатливую тяжесть разбухшего невода, с усилием, упираясь раскоряченными ногами и всей спиной, приближался к берегу, уже цеплял веслами дно.

Хорошая была яма, он и базовое зимовье здесь поставил, потому что лучше рыбалки по всей Юхте не было. Лодка глухо зашуршала алюминием по гальке, рыбак выскочил и уцепился за веревку. Живой, мечущийся куль невода сам медленно затягивался в обратное течение улова. Генка, как бурлак уперся от речки, косяк сдавался, сзади уже как следует забурлило и заплескалось. Он вытянул край на берег, захлестнул за крепко вбитый кол и, крякнув довольно, вытер мокрые красные руки о куртку. Сигареты достал.

Рыбы было много, давила друг друга на мелководье, обреченные рты хватали воздух сквозь сеть, жабры хлюпали и пускали пузыри. Большой, кил на восемь, широкий самец кеты забился вдруг неистово и сам по мокрой гальке выскочил на берег. Генка присел на корточки, разглядывая сильные, тугие тела. Покуривал спокойно и благодарно, думал, как завтра еще раз заведет, и хватит. Хорошо попало – на весь сезон – и собакам, и на приваду.

Он очень любил эти первые дни перед началом охоты. Речка, лес – все было заново. Все чуть-чуть другое. Старого корефана, с кем год не виделся и кому рад, так рассматриваешь. Поседел, что ли, шрам новый, морщины на лбу, раньше вроде не было… Так и здесь. Берег обвалился в речку, тропу засыпал, вековую лиственницу вывернуло поперек поляны, чуть не на избушку. А еще больше всяких мелочей. Все было поновленное, яркое.

И в этой вечной и незыблемой повторяемости – что все обязательно будет точно так же, как и в прошлом, и в позапрошлом году, но все надо будет узнавать заново, – Генка чувствовал большую радость, может и сам смысл существования. Его над землей, над его речкой и тайгой возносило от ощущения свежести и нескончаемости жизни. И казалось ему в такие минуты, что так будет всегда. И он каждую осень по какой-то немыслимой дружбе с Господом Богом будет заезжать на свою Юхту, и все будет заново прекрасно.